Бухарестские литературные кружки прошлого
Для развития литературы кружки необходимы; в румынской литературе их было немало, особенно в период ее модернизации и синхронизации с Западом.
Christine Leșcu, 05.12.2021, 16:37
Для развития литературы кружки необходимы; в румынской литературе их было немало, особенно в период ее модернизации и синхронизации с Западом. Начиная со второй половины XIX века и до установления власти коммунистов, свой вклад в румынскую культуру внесли несколько крупных литературных кружков, из которых особо выделялся Junimea (Жунимя — Младость), основанный в 1863 году в Яссах группой интеллектуалов, неравнодушных и граждански, и политически; его возглавлял Титу Майореску, а также Sburătorul (Сбурэторул — Летатель), который возглавлял бухарестский университетский профессор и литературный критик Эуджен Ловинеску. Sburătorul был именно тем кружком, который создавал созвучность румынской литературы того времени с современными ей течениями. Помимо них, однако, было много других, некоторые были организованы аристократами с художественными наклонностями, другие — небогатыми богемными художниками. А те, что действовали в Бухаресте, чувствовали пульс города, они создавали легенды, почти мифы, тех домов и улиц столицы, где они размещались.
В недавно вышедшей книге «Истории со старинными кружками Бухареста», которую написала Виктория Драгу-Димитриу, прослеживается биография этих мест, насыщенных атмосферой литературных и художественных дискуссий прошлых лет. Книга также восстанавливает литературную географию, частично утраченную в реальности, поскольку некоторые из исторических зданий снесли. Примером может служить дом Титу Майореску в центре столицы, где в конце XIX века состоялось несколько заседаний кружка Junimea и где Михай Эминеску читал первую версию своей поэмы «Лучафэрул». Зато не совсем в центре, но на одной из близлежащих улиц, которая сохранила до наших дней во многом свой исторический облик, все еще стоит вилла, где проходил кружок Зои Мандря. Улица, где находится эта вилла, хорошо известна жителям Бухареста, потому что здесь размещаются и здания Общественного Радио, Радио Румыния: теперь она зовётся Генерала Бертело. Она несколько раз меняла свое название, а дом, в котором когда-то жила боярыня Зоя Мандря, постоянно менял владельцев; сегодня здесь находится отделение полиции. О том, что происходило в этом кружке в последние годы XIX века, рассказывает Виктория Драгу-Димитриу: Может быть, они никогда и не называли это кружком, потому что это был фактически салон, литературный салон. Улица в то время называлась Фынтании (Фонтана). Те, кто приходили в салон Зои Мандря, на улицу Фынтании, их было немало, и это были не только представители румынской аристократии или интеллигенции, занимающие очень высокие социальные позиции, но и замечательные писатели. Любимцами кружка были Барбу Штефэнеску-Делавранча и Александру Влахуцэ, приходил иногда и Эминеску, Титу Майореску приходил со своей семьей. Здесь бывало много знати”.
В начале двадцатого века у литературного авангарда также были свои кружки, некоторые из которых были более нонконформистскими, чем другие, организованные прямо на улицах Бухареста, например, вблизи лицея Лазэр, где учился Деметру Дем. Деметреску-Бузэу, причудливый автор, известный под псевдонимом Урмуз. Когда он был лицеистом, вместе со своей шайкой одноклассников-нонконформистов они задирали прохожих около своего лицея или немного дальше, на набережной Дымбовицы, и даже переходили реку до расположенного там тогда квартала Уранус. Что говорили жители Бухареста об этом импровизированном кружке, рассказывает Виктория Драгу-Димитриу: “Не все особо радовались тому, когда к ним на улице подходили с просьбой, произнесенной очень серьезным голосом: Знаете ли вы, что на самом деле румынская литература не умерла и что есть молодые люди, которые продолжают работать?” И если человек, на которого напали, был более чувствительным и защищался, ему, возможно, читали то стихотворение, которое сделало Урмуза знаменитым, Говорят, что летописцы”, или другие фрагменты прозы, которые были попытками на пути к той прозе, которую Урмуз оставили нам в наследство. Тот, кто рассказывал этот эпизод — не только его свидетель, но и участник. Речь идет об актере Джордже Чиприане, который также был драматургом популярной пьесы Человек с клячей”. Для нас, однако, сейчас важна Утиная голова”, еще одна пьеса, в которой это безумное приключение подростков просто становится предметом инсценировки. И Чиприан рассказывает, на сей раз, в своих мемуарах, а не в Утиной голове”, что последний спектакль был дан непосредственно в канцелярии директора лицея, где эти трое или четверо мальчиков в сопровождении ещё нескольких одноклассников исполнили некий танец вокруг изумленного директора. Им повезло, они были хорошими учениками. Их простили заранее”.
Нет уже и тех домов, где проходило большинство заседаний кружка Sburătorul (Летатель). Однако, сохранилась квартира на бульваре Элизабета, напротив юридического факультета Университета, куда Эуджен Ловинеску переехал незадолго до своей смерти летом 1943 года. О некоторых подробностях трагедии, которая происходила в стенах этой квартиры после прихода к власти коммунизма, рассказывает Виктория Драгу-Димитриу: “Это героическая история, история жены Ловинеску, Екатерины Бэлэчою Ловинеску. Она осталась в этом доме, которую получила в наследство их дочь Моника после смерти Эуджена Ловинеску летом 1943 года. Моника Ловинеску уехала в Париж в 1946 году при очень непростых обстоятельствах, и эта необыкновенная женщина, ее мать, преподаватель французского языка Екатерина Бэлэчою, остается в этом доме, пытаясь продолжить встречи кружка, которые устраивала Моника Ловинеску, пока она ещё находилась в Румынии; конечно, ей в этом помогало много людей. Но после отъезда Моники ее мать продолжает устраивать встречи кружка, еще шесть или семь. О них я впервые узнала из писем Екатерины Бэлэчою ее дочери Монике. Эти письма опубликованы в двух томах, которые представляют нам ещё одного яркого писателя необычайной душевной силы в румынской литературе, писателя, который не собирался заниматься литературой и даже не представлял себе, какой ужасающей искренности литературу она создает, описывая то, что происходит в стране, и ужасную тоску по дочери”.
