Романтизм и национальная идея
Романтизм был литературно-художественным течением, который поставил во краю угла человеческого существования этническую принадлежность и язык народа.
Steliu Lambru, 12.06.2017, 14:10
Романтизм был литературно-художественным течением, который поставил во краю
угла человеческого существования этническую принадлежность и язык народа.
Продукт западного мышления, романтизм нередко рассматривался, как реакция на
универсализм классицизма и космополитизма. Традиция, история, и язык общины,
которые разделяют все её члены стали основами, на которых зиждился мир для
романтиков. А национальное государство стало политической формой выражения
романтических идей. Румынский романтизм не был исключением в этом смысле,
становясь первым моментом поодключения румынского пространства к идеям Запада.
В трех румынских княжествах влияния романтизма шло из двух направлений: в
Молдове и Валлахии из французского мира, а в Трансильвании — из немецкого.
Мы спрочили литературного историка Иоана Станомира в чем заключался проект
романтизма и, как он был воспринят в румынском пространстве.
«Романтизм в европейском и в румынском пространствах создают новую
картину этнических общин. На самом деле, эта картина является переосмыслением
их идентичности. Все начинается с исследования археологического и культурного
наследия, и заканчивается созданием пантеона, в котором находятся отцы народа и
и другие модели, которым следует следовать. Этот рецепт берет своё начало в
Запданой Европе и, со значительным опоздением, начинает реализовываться и в
румынском пространстве. Если говорить об эстетической чистоте течения, то надо
сказать, что румынский романтизм характеризуется компилятивностью и эклектикой.
У многих наших романтиков встречаются и страницы в классическом духе -
достаточно вспомнить Григоре Александреску. Другие романтики начинают в духе
романтизма, но переходят к классицизму — тут характерен пример Василе
Александри. По-настоящему чистых романтиков не так-то и много. Их романтизм
кажется нам сегодня крикливым и трудночитаемым, как у Константина Росетти.
Румынский романтизм соблюдает европейский рецепт в том, что касается
переосмысления самого себя. Наш романтизм оставил после себя полную палитру
образов — от руин до праотцов, и кончая вспоминаниями о былых делах румынского
оружия ».
Для решения проблемы модернизации и обретения государственности, выбор
истеблишмента в Валахии и Молдове пал на французский романтизм, в то время как
румыны в австрийской империи предпочли немецкую романтическую модель.
«Основная разница между двумя романтизмами заключалась в определении
нации. Немецкий романтизм был в определенной мере органичным, консервативным и
ксенофобным. Его влияние очевидно не столько у поколения 48-го года, сколько у
Эминеску. В его творчестве наиболее сильно ощущается влияние немецкого
романтизма. В Трансильвании чувствуется влияние иосифистского просвящения и дух
революционной идеологии. Но революция в Трансивльвании имеет весьма парадоксальный
характер, потому что — с европейской точки зрения — она является
контрреволюцией, направленной против ксенофобских эксцессов революции
европейской, какой была революция в Венгрии».
Революция 1848го года стала вершинным проявлением румынского романтизма.
Она положила начало реформированию и модернизации румынского пространства. У
микрофоана Иоан Станомир.
«Румынский романтизм — это 48ой год, и все персонажи этой семейной
картины стали более или менее блестящими участниками политической жизни,
создавая литературно-культурные или секретные общества, продолжая действовать в
изгнании, а потом, по возвращении на родину, вовлекаясь в рашенеи насущеных
проблем 60-х — 70-х годов, когда это поколение и выдыхается. Очень многое
заваисит и от долголетия романтиков. У нас есть примеры романтиков, которые
переживают прериод затмения, как это случилось с Григоре Александреску, или в
творчестве которых происходят мутации и метаморфозы, как это произошло с
Хелиаде Рэдулеску. Есть и примеры занковых романтиков, образом которых
воспользовалась впоследствии коммунистическая пропаганда. Таков Николае
Бэлческу, вошедший в канон своей героической смертью. Существуют и романтики,
которые отказываются от литературной карьеры, и полностью посвящаются политике,
как это было с Александром Росетти. Есть и романтики, как Боллиак, который был
скорее журналистом, чем поэтом. Речь идет о семейной кратине, которую можно
назвать словами Паула Корня — «люди первопроходцы»».
Со временем романтизм стал основной культурной установкой. Так родилась
стандартная культура или канон.
«Если говорить о некоем
механичеком и искажающем восприятии, то я бы привел пример Димитрия
Болинтиняну. У него вспоминают главным образом его исторические легенды,
которые яляются на самом деле небольшим учебником революционного патриотизма.
Эти исторические легенды стали учебником поведения и навсегда закрепили в мифах
ряд исторических деятелей. Канонический взгляд на Болинтиняну обошел, однако,
стороной самое глубокое и живое произведение Болинтиняну, его поэму «Конрад»,
которая является небольшим румынским эквивалентом байронского «Паломничества
Чайльда-Гарольда». Байронизм был модой, влияния которой не избежали румынские
романтики».
Национальное единство стало для романтиков ключем модернизации и
национальной эманиспации — считает Иоан Станомир.
«Выражение «национальное
единство» родилось как раз в результате этого революционного мышления. То, что
мы воспринимаем, как часть канона, фигуру господаря Михая Храброго -
объединителя, было на самом деле изобретением Флориана Аарона и Николае
Бэлческу, а также Георге Бибеску,
который начал пользоваться его мантией
по случаю официальных церемоний. Национальное сознание является
анахронической формулой, к которой мы прибегаем для того, чтобы дать объяснение
поведению, которое никак не связано с его проявлением в той эпохе. Несомненно,
что революционеры 1848го года мечтали об объединении румынских княжеств. В том,
что касалось Траснильвании и Баната дела обстояли сложнее, потому что там
существовало федералистское течение, которые ориентировалось скорее на
Центральную Европу, чем на Карпаты. Не следует забывать, что отношения
трансильванских и банатских романтиков с Австрийской Империей были непростыми,
и что многие из них встали под флаги империи для того, чтобы устоять перед напором
венгерского респебликанства».
