Международный книжный салон Букфест
«Пейзаж после истерии» Мирчи Кэртэреску и «Почему Румыния такая? Воплощения румынской исключительности», сборник, вышедший под руководством Винтилэ Михэеску - одини из самых успешных книг, презентации которых прошли на Международном книжном салоне Букфест
Christine Leșcu, 17.06.2017, 14:02
«Пейзаж после истерии» Мирчи Кэртэреску и «Почему
Румыния такая? Воплощения румынской исключительности», сборник, вышедший под
руководством Винтилэ Михэеску — одини из самых успешных книг, презентации которых
прошли на Международном книжном салоне Букфест.
Мирча
Кэртэреску, один из самых любимых румынских писателей, и фаворит для
присуждении Нобелевской премии за литературу в последние годы, возвращается два
года спустя, после выхода романа Соленоид с сборником публицистики и писем,
вышедших в издательстве Хуматинас. «Пейзаж после истерии» является собранием
журналистских текстов, вышедших в посление 10 лет, отобранные автором таким
образом, чтобы, вне политического контекста в которых они были опубликаованы,
получили общее значение, гражданское и этическое. Мирча Кэртэреску:
«Я всегда сожалел о том, что вступил в
социал-политическую публицистику. Я начал писать, чтобы что-то заработать, я
только что поженился и хотел побольше зарабатывать. Но я вошёл в публицистику и
из-за своего рода комплекса, потому что многие мои коллеги, в конце 90 годов
уже занимались публицистикой, смело высказывали свои мнения, выступали в
оппозиции к системе и правительству, а я сидел отдельно, в знаменитой башни из
слоновой кости. И меня упрекали в этом, мне сказали прямо в лицо, что я автор,
нечувствительный к вещам, к которым все мы чувствительны и должны быть
чувствительными. И по этой причине я вошёл в политическую публицистику.
Постепенно, огромны груз, который я чувствовал и который всё-таки остался,
превратился частично в своего рода любопытство. Я любопытный по своей натуре, у
меня очень много разных интересов. Словом, я любознательный, как ребёнок, меня
интересует очень много вещей, например, я потерял целый год, интересуясь тайной
исчезновения самолёта компании Malaysia Airlines, которого так и
не нашли до сих пор. Я сразу чувствую огромное желание узнать, что же
случилось. Так было и с моей политической публицистикой, в определённый момент
я почувствовал необходимость, которую никогда раньше не чувствовал. Потому что,
действительно, и во время коммунистического режима, и сразу после, я был
полностью аполитическим. Но сразу я почувствовал необходимость узнать, что
происходит и в этой зоне.»
Настоящий писатель берёт на себя человеческие
страдания любого рода и пытается переобразовать его, алхимическим способом, в
красоту. Не в бесполезную и проходящую красоту, а в ту красоту, которая, по
словам Достоевского, «спасёт мир». Писатель, как представитель интеллигенции,
может вмешиваться с политической, социальной и моральной точки зрения в жизнь
своей общины, может и должен быть спикером добра и истины, борцом против
демонов, которые всегда свирептсвовали и будут свирепствовать в человеческой
душе. Но, в качестве художника, его предназначение — из всего этого строить
красоту. Если писатель терпит неудачу в том, что касается качества своего
творчества, его гражданская смелость больше не будет так близка к душе своих
читателей», пишет Мирча Кэртэреску.
Почему
Румыния другая? Задавался в 2013 году вопросом историк Лучиан Боя в знаменитом
эссе, который вызвал настоящию ссору между интеллектуалами. Так родилась идея
сборника, составленного под руководством Винтилэ Михэеску, и вышедшего в
издательстве Полиром. Первоначально он был задуман как реплика размышление к
книге Лучиана Боя, однако ему удаётся пойти далее, чем более или менее
эффемерная полемика. Результат таков, что мотивированные принципиальным и
стратегическим несогласием с общественным явлением румынской исключительности, антропологи,
социологи, политологи, историки, университетские преподаватели и исследователи
пытаются ответить на вопрос: «Почему Румыния другая?» Руководитель сборника,
Винтилэ Михэеску:
«Если речь идёт о ставке настоящего сборника, я бы
сказал, что он родился из недовольствия. И я могу сказать, что не ошибаюсь,
если ссылаюсь на всех авторов, которые участвовали в его создании. Речь идёт,
главным образом, об интеллектуальном неудовольствии, но и о гражданском тоже.
То есть это своего рода гражданская отвественность, которую должен бы
чувствовать интеллектуал по отношению к определённому жанру речи о
исключительности, но в нигилистском варианте. Вариант «мы ничего не можем
сделать или поменять, несмотря на то, что мы делаем, мы отличаемся от других».
То есть, если мы говорим с таксистом, его реплика
будет, несмотря на что происходит, одинаковая, «таковы румыны». Это осуждение,
которое превратилось в постоянный духовный климат и одновременно стало фоном
наших культурных и политический действий, мне кажется вредным. Однако, с этой
точки зрения, этот тип речи, который продвигает очень агрессивный и негативный
начинает распространяться, я бы сказал, даже является доминирующим в
общественном пространстве. И не совсем в порядке, чтобы знаменитые
университетские преподаватели поддерживали этот городской миф.