Воспоминания о Брэнкузи
Константин Брэнкузи является наверное самым известным в мире румынским художником.
Steliu Lambru, 14.04.2014, 15:31
Константин Брэнкузи является наверное самым известным в мире румынским художником. Ни один другой румын не удостоился такого количества наград и похвал, как Брэнкузи, и ни один другой румын не связал так глубоко свое имя с областью искусства, как это сделал Брэнкузи со скульптурой. Его имя появляется в большинстве рейтингов художников и произведений искусств всех времен.
Константин Брэнкузи не искал, однако, знаменитости. Можно сказать даже напротив. Он был суровым человеком, очень увлеченный своим искусством, но в весьма холодных отношениях с другими людьми и с прессой. Это одна из причин, по которой до нас не дошло записанных с ним интервью, и даже число сьемок весьма невелико. Но Брэнкузи жил в памяти тех, кто его знал, и у которых центр Устной Истории Румынского Радио смог взять интервью. Одним из людей, которые знали Брэнекузи был критик искусства Джордже Опреску. В 1963 году, он рассказал Румынскому Общесту Радиовещания о двух своих встречах с Брэнкузи. Первая имела место после Первой Мировой Войны, в парижском ателье скульптора, на улочке Ронсан, где он прожил полвека, с 1907го до самой смерти в 1957ом году.
«Ателье Брэнкузи, весьма большое, было полностью заставлено огромными старыми брёвнами, широтой в 50-60 сантиметров и длиной в несколько метров, привезенными из села в Бретании, где было разрушено несколько домов. Сваленные в кучу, эти бревна ожидали руки художника. Могло показаться, что ты находишся под землей или в пещере, в которой циклоп пытается превратить этот деревянный материал в вещи на диво всему миру. Примерно в то же время я очень увлекался Вагнером и вагнерианской мифологией и ничто из того, что я видел не казалось мне чужым».
В 1937 году Опреску вернулся в Париж, в ателье Брэнкузи, и перед ним предстал слегка изменившийся художник, в изменившейся в свою очередь среде.
«На этот раз, то, что придавало ателье своеобразный харакетр, были уже не огромные бревна, как в предыдущий раз. В этот период, Брэнкузи интересовался скульптурой в камне и в шлифованном металле. Подобные произведения, установленные на подвижные платформы, приводимые в движение электрическим механизмом удивили меня, и произвели не самое хорошее впечатление. Последовал обед, приготовленный художником, и беседа о том, что я видел, беседа, которая продлилась около двух часов. То, что поражало во внешности Брэнкузи и оставило на мне неизгладимое впечатление еще с первой моей встречи с ним — был сельский аристократизм эго фигуры, гибкость его движений, его жилистое, пусть и невысокое тело. Глаза, особенно глаза, были исключительными! Маленькие, но пронзительные, то смеющиеся, то серьезные, то ироничные, но не слишком — в этих меняющихся глазах было достаточно, чтобы понять, что происходило в его душе. Его речь был медлительна, ясна, продуманна. В тот вечер вокруг него как бы царила некая безмятежность художника, достигшего высшей истины искусства».
Диспре Палеолог был журналистом Румынского Радио в период второй мировой войны и эмигрировал во Францию, в Париж после советской оккупации. Студентом он начал посещать Брэнкузи, который был товарищем его отца по факультету.
«Он был очень привязан к моему отцу. Они провели году студенчества вместе и они были дрзьями в доску, как говорят в краю Олтении. Мой отец был толкователем творчества Брэнкузи, он написал первые книги о нем, где-то 4 или 5, последнюю из которых я издал на собственные средства на французском языке. Оны вызвала шумиху в культурном мире Парижа и была по достоинству оценена величайшими знатоками Брэнкузи. Брэнкузи проявил дружбу к молодому, голодающему студенту, который пытался сделать себе жизнь во Франции. Он сказал мне: «Парень, не дури, опасайся румынского посольства». Он помогал мне словом. Брэнкузи принял меня несколько раз, 5-6 раз, благодаря книге, и, конечно, благодаря дружбе с моим отцом, и у нас с ним были весьма интересные беседы. Он очень редко вступал в контакт с румынами. Он избегал румынской общины, которая как и все общины эмигрантов переживала период адаптации, разделившись на несколько кланов: заядлых антикоммунистов, демократов и левых. Были среди них, правдо очень немногие, и заядлые коммунисты. Последовав совету Брэнкузи я избегал этой общины».
Офицер и профессор Вирджил Койфан, припомнил праздник у памятников в городе Тыргу Жиу, в 1938 году, и поведал нам, что сказал Брэнкузи по тому случаю.
«Мы отправились в парк города Тыргу Жиу, и ждали прихода префекта. Директор начальнйо школы в Тисмане, Кициба, встречал Брэнкузи. И разговаривал с ним запросто, по-дружески. Я уже не помню были ли они родственниками или близкими друзьями. Он говорил Бэнкузи: «Эй, маэстро, люди нашего уезда говорят, что ты издеваешься над ними этими твоими работами, которые ты тут понаставил!» А Брэнкузи ответил: «Так говорят враги господина Тэтэреску». А потом добавил, что семья Тэтэреску очень помогла ему в осуществлении этих работ, и что Аретия Тэтэреску была той, кто больше всего настояла на создании памятника героям первой мировой войны».
Ни для кого ни секрет, что художников современники нередко не понимают, особенно те, которые не разбираются в искусстве. Но это не делает этих художников менее исключительными, а скорее даже наоборот.
